Опера «Борис Годунов» в НОВАТе

О проекте

Мы создаем новый формат — оперу с комментариями. Но одно дело прочитать лекцию перед оперой — вот опера, вот лекция. А другое — совместить эти жанры. Как преподнести информацию, чтобы она была считана, не вошла в противоречие с тем, что слышит и видит зритель?

Новосибирск,Новосибирский Государственный Академический Театр Оперы и Балета, 2015
28 и 29 ноября 2015 года в рамках образовательного проекта Новосибирской оперы «Открытый НОВАТ» состоялась премьера необычной оперы «Борис Годунов». Зрителям была предложена уникальная версия оперы (синтез концертного исполнения и театрального представления), и захватывающее расследование исторических фактов, легших в основу произведения Модеста Мусоргского.

«Борис Годунов» в НОВАТе — опера, где классическое оперное действие сопровождается актуальными медиа-технологиями, а современные знания о «смутном времени» соединены с шедевром музыкального реализма XIX века.

Над проектом работал художественный руководитель нашей студии Глеб Фильштинский и видеорежиссер Серафима Гаврилова. На кануне премьеры они ответили на вопросы корреспондента Яны Курилович (театр НОВАТ).

НОВАТ: «Бориса Годунова» Модеста Мусоргского, театр даёт в рамках проекта «Открытый НОВАТ «. Проект — образовательный и просветительский. Насколько ваш спектакль решает эти задачи?

Глеб Фильштинский: Начну с того, что опера — это очень условная штука. Театр — в принципе условность, а опера — сверх-условность. Значит, опера — это сверх-театр. А у сверх-театра должен быть сверх-зритель, который не только понимает, что происходит в спектакле, но и знает, в каких обстоятельствах и как создавалось произведение.
Зритель должен быть готов воспринять его культурологическую и историческую подоплеку. Иначе 70 процентов происходящего пролетит мимо или вызовет раздражение.

Н.: И вы предлагаете жанр медиа-оперы, когда зритель смотрит спектакль и читает тексты. Но ведь есть либретто, музыкальная драматургия. Разве их недостаточно?

Г. Ф.: Иногда недостаточно. Часто информация требуется даже образованному и умному зрителю. Тем более что история Бориса Годунова редко входит в сферу общей эрудиции. Мы, например, думаем, что нам все про него известно. Слышали что-то про Юродивого, у которого «копеечку отняли», знаем, что был такой царь… На самом деле царствование этого правителя, то, что происходило вокруг него, и то, что произошло после, — настоящий детектив, где каждую секунду случаются какие-то развилки.

Н.: Но история — это реальные факты. Так ли они важны при восприятии оперы — художественного вымысла?

Г. Ф.: Этот вымысел часто состоит из многих составляющих, и для адекватной его оценки требуются специальные знания. Слушая «Бориса Годунова», например, нужно учитывать количество культурных слоев. Первый — исторический, начало XVIII века. Добраться до него очень сложно, ведь мы совершенно не уверены, что летописи об этом времени абсолютно беспристрастны и не ангажированы теми или иными политическими силами. Дальше идет слой почти научный, конец XVIII века, «История государства Российского» Карамзина, где Борис Годунов выставлен достаточно негативным персонажем. Почему Карамзин так пишет? Потому что он был монархистом, преданным дому Романовых. А бояре Романовы боролись с Борисом за престол, и отца Михаила Романова, первого царя из этого рода, Годунов отправил в ссылку.

Серафима Гаврилова: Это как «Игры престолов», только по-русски.

Г. Ф.: Да, по-русски, без каннибализма. Следующий слой — Пушкин, драма «Борис Годунов», первая половина XIX века. Пушкин творил на основе трудов Карамзина и собственного вымысла. И, наконец, вторая половина того же века — Мусоргский сочиняет либретто и пишет оперу, при этом ее не завершает, несмотря на наличие двух авторских редакций. А дальше идут чужие редакции, которые меняют части местами и порой весьма вольно соотносятся с первоисточником. Вот почему от понимающего зрителя никогда не услышишь: зачем мне смотреть «Бориса Годунова»? Я его уже видел. Потому что речь идет о другом взгляде. И тогда становится понятно, зачем театр возвращается к одним и тем же темам.

Н.: Если все так запутано, какой версии придерживаетесь вы?

Г. Ф.: Наш спектакль идет в редакции Павла Ламма и оркестровке Дмитрия Шостаковича. А по разделу медиа мы подняли тонны информации — от трудов Платонова и Скрынникова до мнения нашего научного консультанта Татьяны Вилинбаховой, от википедии до маргинальных сайтов, у которых свои точки зрения по этому поводу. И на основе изученного пытаемся дать общую информацию. Конечно, она не может быть совсем беспристрастной. Объективности ради нам пришлось бы изложить порядка тридцати трактовок событий и сказать зрителям: выбирайте сами.

С. Г.: У нас есть видео-антракты — их можно назвать информационными блоками. Там мы излагаем исторические обстоятельства, которые предшествуют следующей картине. То есть рассказываем о том, что происходило между картинами. Мы также транслируем текст оперы. И даем комментарии к тексту. К примеру, Борис поет: «Схиму! Схиму мне!» За короткой фразой — глубокий смысл. Борис чувствует приближение смерти и хочет уйти, не уронив царского достоинства. По обычаям тех лет царя перед кончиной постригали в монахи-схимники. В то же время мы старались не перенасыщать текстом сложные музыкальные темы. Чтобы дать зрителю возможность наслаждаться музыкой. Мы ни в коем случае не идем против музыки. Стараемся не быть слишком навязчивым. Хочешь читай, хочешь слушай.

Г. Ф.: Мы очень тактичны: всего лишь один экран — двадцать метров на восемь и буквы размером с человека (смеется). Возможно, музыковеды скажут: вы испоганили всю оперу. Но не музыковеды- наша целевая аудитория. И не жюри «Золотой маски». Наша аудитория — те, кто открывает интернет, чтобы посмотреть погоду, а через сорок минут находит себя на сайте по консервированию огурцов. Медиа-проект «Борис Годунов» — это своего рода операционная программа. Пытаешься загрузить Microsoft Word без Windows — не работает. То же самое с «Борисом»: нет понимания того, что происходит с персонажем, не поймете, что происходит на сцене.

С. Г.: При подготовке спектакля мы столкнулись с вещами, которые нас потрясли. Надеюсь, те же чувства испытает наш зритель. Мы хотим, чтобы человек слушал оперу с определенной картиной в голове. И желание иметь такую картину должно стать привычкой. Чтобы когда ему скажут: комментариев не будет, вот вам только режиссерское решение, он и сам заглянул в источники, и друзьям своим рассказал о том, что узнал.